Данная рубрика представляет собой «уголок страшного» на сайте FantLab. В первую очередь рубрика ориентируется на соответствующие книги и фильмы, но в поле ее зрения будет попадать все мрачное искусство: живопись, комиксы, игры, музыка и т.д.
Здесь планируются анонсы жанровых новинок, рецензии на мировые бестселлеры и произведения, которые известны лишь в узких кругах любителей ужасов. Вы сможете найти информацию об интересных проектах, конкурсах, новых именах и незаслуженно забытых авторах.
Приглашаем к сотрудничеству:
— писателей, работающих в данных направлениях;
— издательства, выпускающие соответствующие книги и журналы;
— рецензентов и авторов статей и материалов для нашей рубрики.
Обратите внимание на облако тегов: используйте выборку по соответствующему тегу.
Вне очереди в Избу-читальню врывается дебютант! Я подвинул всё, что было запланировано на чтение, и взялся за... самый настоящий сплаттерпанк. Я не буду говорить, что сплаттерпанк, это максимально не моё. По разному бывает. Дозировано, так очень даже моё. Но это, как с любым жанром – в чистом виде я только виски люблю. Однако есть два момента, ради которых я взялся прочесть этот роман. Во-первых, я хочу, чтобы у Николая Романова, автора «Мясного танка», получилось. Работа на поле сплаттера – дело неблагодарное, и хорошо, что есть авторы, которые пробуют границы жанра на прочность, чисто из любви к искусству. Во-вторых, я хочу, чтобы получилось у издательства «Феникс», которое рискнуло издать дебютанта, да ещё и открыть им серию. В общем, давайте заглянем в Мир Плоти.
Общий замес такой: отдалённое будущее, в котором случился один из вариантов конца света. Выжившие решили, что старые порядки довели до цугундера, а значит нужно что-то менять, причём радикально. Поэтому теперь миром правит Саркома – разумный кусок мяса, этакий биокомпьютер, который усиленно давит любое техническое сопротивление. Вот в этот мир и попадает главный герой по имени Адам. Человек из прошлого, который помнит планету совсем другой.
Обещанный кровавый экшн зарубается с первых страниц. Горы трупов, реки крови, мясные масакры с участием татуированных качков и могучих женщин. Человеков будут перемалывать холодным и огнестрельным оружием, руками и зубами, и даже специально для этого придуманными машинами. Новый мир – сладкий сон водителя «Мясного танка». Ему-то, бедолаге, приходилось сшивать свою машину из трупов, а это мало того, что незаконно, так ещё и утомительно – очень уж материал скоропортящийся. То ли дело новые, специально выращенные из плоти машины! Специально выращенное из плоти оружие! Специально выращенные из плоти дома! Ну, я предупреждал, что тут много мяса.
Сюжет довольно прост: главный герой, в составе группы диверсантов, каждый из которых сам по себе тянет на отдельную историю, пробирается из пункта А(Д) в пункт Б, дабы свершить возложенную на героя миссию. И такой подход заставил меня вспомнить о другом отечественном сплаттерпанк-романе, который мне, в своё время, не зашёл. В «Золотой пуле» Некрасова/Врочека герои тоже идут к некой цели, по пути разливая кровищу и разматывая кишки.
И вот, казалось бы, «Золотая пуля» написана мощнее и образнее, как-никак два очень крутых автора делали, но «Во имя плоти» мне зашёл куда легче. Хотя и не без сопротивления. Перечитав свой старый отзыв, освежив воспоминания, наконец разобрался почему так. Всё-таки мешал мне этот мощнейший оммаж Кинговскому «Стрелку», бесил прям. «Во имя плоти» в этом плане гораздо честнее, потому что предлагает именно то, что предлагает – мясо, секс, резню, жестокость и абсолютно бесчеловечный мир, форма управления в котором – бруталитет, как он есть. И если вы открывали книгу именно затем, чтобы нырнуть в потроха, она вас не подведёт.
Да, я лично от хоррора больше хочу именно ужаса, гнетущей атмосферы, а не гимна насилию. Тем не менее, этот поклон в сторону фантастических боевиков прошлого, щедро приправленный насилием и жестью, прочёл с интересом. Плюс, эта книга, кажется, примирила меня с моим восприятием сплаттерпанка, как такового. Пожалуй, перечитаю «Золотую пулю», как будет время. Велик шанс, что оценка моя изменится. Вот такой странный отзыв получился, как будто на две книги разом. Читать или не читать? Да читать, однозначно. Обе две. Как иначе понять, твоё это или не твоё?
«Я никогда не рисую сны или кошмары. Я рисую свою собственную реальность» *Фрида Кало
Ранее говорил о пластичности современного хоррора. Отметил, что у нас растет интерес к самой природе страха. Это видно по публичным выступлениям наших хоррор-авторов, которые ведут лекции, чувствуя запрос аудитории. Это показательный слом. В русской литературе началось то, что ранее происходило в европейской – мы, если так можно выразиться, стали «иначе бояться». Желая испытать ужас, русский читатель теперь ищет контакта с чем-то большим, чем он сам. И авторы нащупывают экзистенциальную природу кошмара. Говорят о контексте. И масштабе: поэтому в хоррор-произведениях кошмар становится все больше космологичным.
Здесь речь не про эволюцию восприятия. Мы говорим, скорее, о возвращении к глубинам человеческой природы, которую забыли.
Страх перед самими собой ярко изобразили греки в образе Пана. Человек с внешностью козла не просто пугал людей. Он парализовал ужасом. Когда Пан выскакивал из зарослей или издавал резкий звук, люди впадали в животный страх. А те, кто хоть на миг приходил в себя, бежал без оглядки, — не осознавая, от чего именно спасается. Миф о страшном божестве наглядно показывает: ужас сидит в нас еще до того, как мы понимаем, чего боимся.
Современные русский авторы хоррора это ощущают. Они давно поняли, что кошмар – трансцендентное понятие, выходящее за рамки литературы. Поэтому, говоря о страхе, ремесленники пера все чаще касаются того, что составляет саму нашу суть. Но, подводя читателя к испугу, они вынуждены считаться с законами литературы. А мы шагнем дальше. Ведь, чтобы понять природу кошмара, глупо ограничивать его рамками какого-то жанра.
Здесь вообще стоит задуматься, насколько реалистичным должен быть хоррор, чтобы нас по-настоящему настращать. Пугает ли он нас потому, что реалистичен? Или хоррор как культурное явление возник из-за того, что сама реальность появилась благодаря ужасу? Если уж совсем проще, то что первично, а что вторично: реальность или кошмар? Чтобы понять это, нужно залезть глубоко внутрь себя самих.
Вспомним наш первый пережитый кошмар.
Что пугает ребенка? Он может бояться фантастических существ типа приведения или чудовища из книги / экрана. Но они – плод фантазии, имеющий конкретный образ. Конечная мыслеформа, которую может выдумать лишь сознание. Бессознательный ужас, напротив, лежит глубже. Ему чужда всякая объективация. Пример с Паном подтверждает, что сильнейший кошмар мы испытываем перед тем, что непознаваемо. В детстве опыт контакта с непознаваемой угрозой – это шорохи, тени. Это пугающие сигналы «с той стороны»: из шкафа, из-за угла, из коридора. Из большого пространства, которое сжимается над нашей кроваткой.
В младенчестве наш мир ограничен этой условной кроватью с перилами. Мы не вылезаем за ее пределы. Откуда тогда маленький человечек вообще знает, что рядом может быть нечто пугающее, если еще не видел ни монстров, ни реальной угрозы? Он не способен их даже придумать (сознание не сформировано до конца). У младенца не было контакта с чем-то пугающим (в нашем понимании), — но страх уже присутствует. Почему?
Потому, что опыт кошмара на самом деле уже был пережит. Человечек испытал ужас раньше, чем понял, что есть такое — эта наша с вами «реальность», большое пространство, которое сжимается вокруг кроватки. В детстве ребенок не знал, что оно собой представляет, а уже испугался. Когда он успел? Ответ прост: до рождения.
Мы забыли этот кошмар. Хотя психика помнит.
Представьте, что вы дремлете в теплом, уютном коконе. Его стенки упругие, мягкие. Все кормит вас. Даже, когда спите. Вы еще не знаете, где находитесь, но четко уверены: место, где вы сейчас — абсолютно безопасно. Но вдруг по кокону проходит ток, его упругие стенки вздрагивают, сжимаются — и давят на вас. Границы привычного мира трещат по швам. Разрываются, заставляя пространство вытолкнуть вас куда-то, где холодно. Стенки уже не давят. Они душат. Боль усиливается. Нежный мир рушится, и на голову обрушивается кошмар гибели.
Все это испытывает младенец, выходя из утробы матери. Он еще не сформировался как личность. У маленького человечка нет собственных мыслей. Он еще даже не появился на свет, и до конца не получил опыт контакта с реальностью. Но человечек уже испытывает ужас, потому что мир, в котором жил – исторгает в неизвестную Пустоту.
Мы соприкасаемся со страхом и кошмаром еще до того, как окончательно приходим на свет. Возможно, корень страшных историй, которые мы читаем — это желание, вернувшись к кошмару, заново переварить травму боли, полученную при рождении. И вернуть контакт с миром, где было хорошо. Вернуть утраченный Рай. Только, почему-то, Там было темно.
Тьма была нашим Домом. А ужас нам нужен, чтобы вспомнить.
Теперь мы спускаемся еще ниже, на более низкие этажи нашего подсознания. Откройте по ссылке дверь в черную комнату — и скажите, что пробуждает в человеке животный ужас? Какой страха из личного опыта вы запомнили ярче всего? Что заставляет вас возвращаться к темам ужаса в литературе? Ответьте на вопросы. Вас ждет анкета-зеркало. В будущем она отразит на своей поверхности страхи, которых вы привыкли не замечать. И ужас заговорит нашими голосами.
Рецензия на антологию "Чёрный Новый год" из серии "Самая страшная книга"
Русский хоррор, в самом имени которого читается самобытность, помноженная на многолетнюю традицию, набирает обороты. В популярной серии «Самая страшная книга» вышла очередная антология. «Черный Новый год» — парад страшных историй, так или иначе связанных со всеми любимым семейным праздником. И если вы рискнете, то узнаете, каким пугающим он может быть.
Итак, в порядке, предложенном составителями, празднуем «Старый Новый год», «Новый Новый год» и «Черный Новый год».
«Старый Новый год». В трех рассказах этого раздела главным сюжетообразующим элементом являются подарки. Дед Мороз открывает свой мешок, а там…
Александр Подольский «Мешок без подарков»
«Если долго вглядываться в Деда Мороза, Дед Мороз вглядывается в тебя» — так начинается рассказ, открывающий сборник. Эти слова становятся зловещим лейтмотивом всей антологии.
В канун Нового года Кира, исполняющая роль Снегурочки, и ее напарник Марк в костюме Деда Мороза ездят по Великому Устюгу на санях, поздравляют ребятишек с праздником, дарят им подарки. И не обращают внимания на страшного снеговика, тоже одетого Дедом Морозом, который периодически встречается на пути. А зря — сын Мары-смерти, ставший прообразом доброго зимнего деда, является не просто так. И вот уже Снегурочка-Кира кидается на поиски младшего брата, похищенного злым божеством.
Взяв за основу славянскую мифологию и щедро рассыпав зловещие предзнаменования, автор нагнетает ощущение надвигающейся беды. Но разве может современный человек придавать значение каким-то суевериям?
Реальность рушится. Отправившись за братом, Кира попадает в потусторонний мир, где улыбающийся добряк в красной шубе оказывается полной противоположностью знакомого с детства образа Деда Мороза.
Дмитрий Тихонов «Ряженый»
Дореволюционная Россия. Девятилетний Глеб, один из многочисленных детей сельского учителя, оказывается в эпицентре шествия колядующих ряженых. Среди людей, примеряющих на себя личины животных и нечисти, прячется самое настоящее чудовище, которое начинает преследовать Глеба во сне и наяву. Удастся ли спастись мальчику, которому никто не верит?
Рассказ погружает в атмосферу праздника, который, на первый взгляд, ничем не может быть омрачен. «Ряженый» написан в духе литературных сказок конца XIX — начала XX веков.
Святочный ритуал воссоздан вплоть до детального описания одежды и масок ряженых. Впрочем, этот прием не только погружает в историческую эпоху, но и используется для нагнетания жути. Финал несколько предсказуем, но это его вовсе не портит. Сама история написана мастерски, а саспенс делает чтение интересным и будоражащим воображение.
Парфенов М. С. «Подарок»
В канун Нового года всегда царит суета, связанная с подготовкой к торжеству. Сергей терпеливо ждет перед телевизором бой курантов, жена с дочкой готовят праздничный ужин, а сын — о ужас! — играет в жестокие компьютерные игры. Но привычный уклад встречи Нового года нарушают три неизвестно откуда взявшихся подарка под елкой. Новогодняя ночь будет полна неожиданностей...
Сюжет рассказа построен на контрасте. Автор показывает среднестатистическую российскую семью, её быт, маленькими штрихами рисует психологический портрет каждого персонажа, создает узнаваемую предпраздничную атмосферу. Дискомфорт вызывают лишь увлечения сына главного героя, обычного проблемного подростка. Автор намеренно заостряет на них внимание, чтобы в финале вызывать у читателя эффект «холодного душа».
«Подарок» можно отнести к категории не только черного юмора, но и социальной сатиры на массовую истерию вокруг насилия в электронных играх.
«Новый Новый год» . До Нового года остаются считаные минуты. Иногда обстоятельства складываются так, что праздник приходится встречать не дома в кругу семьи, а в придорожной забегаловке, в больнице или даже на фронте. Но так или иначе он неизбежно наступает.
Максим Кабир «Предновогодние хлопоты»
Александра — молодая девушка, которая живет и работает в огромном складе, Святилище, как называет его персонал. Здесь собирают новогодние подарки, и это могло бы быть самой обычной работой, если бы не зловещие признаки того, что Святилище находится в инфернальном пространстве, где законы природы не властны над мертвыми. Читатель до самого финала будет задаваться вопросами: где же находится Святилище? Почему люди продолжают трудиться на своего зловещего работодателя, который установил правило обязательной молитвы перед началом смены?
По ходу повествования рассыпано множество отсылок к современной рождественской поп-культуре, начиная от песни группы «АВВА» и заканчивая режиссерской версией известного фильма «Один дома», в которой у героя Джо Пеши из-за проделок мальчика в исполнении Маколея Калкина полностью сгорает лицо. Читатель балансирует между знакомой и незнакомой реальностью. С появлением замороженного мальчика-зомби инфернальное побеждает реальное, но необъяснимого хватает до самого финала. Ускользающие ответы затягивают, и оторваться от чтения становится все сложнее.
Великолепно созданная атмосфера подкрепляется переживаниями главной героини. Причины появления Александры в Святилище — своего рода контракт с таинственным работодателем. Сможет ли девушка разорвать договор?
Интригующий рассказ с довольно шокирующим финалом. Один из лучших в сборнике.
Дмитрий Золов «Поджелудочная»
Болезнь — это всегда ограничения и дискомфорт, особенно, если на носу Новый год. Накануне праздника у маргинала Артема случается серьезный приступ панкреатита. Однако после встречи в супермаркете с бомжеватым дедком Артем неожиданно выздоравливает. Но только физически — старик, похожий на Деда Мороза, еще появится в его жизни, чтобы лишить здоровья душевного.
Типично вирдовая история, в которой ирония сплелась с гротеском, причем микс получился довольно качественным. Хоррор здесь не на первом плане, однако омерзительных сцен хватает. Впрочем, они лишь усиливают атмосферу безумия и паранойи.
Удачная находка — монтаж видео сновидений главного героя и загрузка его на YouTube. Чем не подтверждение того, что само наше время безумно, раз подобные бессмысленные видео могут быть кому-то интересны? Это занятие — ключевое в сюжете и обыграно почти анекдотично.
Сергей Королев «Темный мрачный бес моей души»
Дальнобойщик Радик Коварж в новогоднюю ночь останавливается в дорожной закусочной «Транзит» недалеко от деревни Болячка. Помимо других водителей, в заведении оказывается ведунья, сбежавшая от Радика на трассе. Последовавшие события превращают новогоднюю ночь в сплошной кошмар.
Нужный тон повествованию задают сбалансированные саспенс и параноидальная атмосфера. Персонажи достаточно проработаны. В рассказе есть забавная отсылка к шоу о битвах экстрасенсов: ведунью на кастинге «зарубил» продюсер, которому она сообщила о развивающейся раковой опухоли.
Невидимое чудовище, которое занимает чужое тело, довольно интересно, но автор так до конца и не раскрыл мотивацию монстра, что несколько портит впечатление от рассказа.
«Темный мрачный бес моей души» отличается увлекательной интригой, живой атмосферой, но не самым продуманным финалом. Впрочем, плюсов у произведения достаточно.
Михаил Павлов «Долгая новогодняя ночь»
Космический корабль «Шаталов» отправляется в экспедицию на неизвестную планету. После аварии в живых остается только десантник Семен. Очнувшись тридцать первого декабря с амнезией, он отправляется по бесконечному лабиринту коридоров на поиски других выживших — а также на охоту за инопланетным монстром. Или это монстр охотится за ним?
Рассказ в жанре космохоррора, вероятно, навеян игровой вселенной «Dead space». Похожие локации, атмосфера, скримеры, таящиеся за каждым поворотом. Но «Долгая новогодняя ночь», по большому счету, не об этом. А о том, как даже в минуты опасности человека могут спасти воспоминания о родных и близких, о детстве, а вдали от родной планеты — и о самой Земле. Психологическое состояние находящегося в стрессовой ситуации передано очень достоверно. Что не менее важно — достаточно детально прописан и монстр, не просто животное с инстинктами, а вполне разумное существо с изощренным планом и конкретными целями. Добротный рассказ, в котором есть ряд пугающих моментов, психологическая проработка главного героя и отличная атмосфера (в том числе, как ни странно, и новогоднего праздника).
Александр Дедов «Шайтанам праздника не будет»
В центре сюжета — боевые колдуны-наемники, воюющие в горячих точках планеты. Ингуш Расул — бывший язычник, которого настигает магическое боевое прошлое. Злые силы взяли в заложники его жену и дочь. Герой снова отправляется на войну, на этот раз не ради денег, а ради мести.
Динамичный рассказ в жанре темного фэнтези, густо пропитанный мистикой и пахнущий гарью окопной прозы. Действие в основном происходит в Сирии, где воюют не только люди, но и маги, джинны, дэвы и прочая нечисть. Подоплека политических событий в горячих точках получает инфернальный окрас.
У главного героя вполне внятная мотивация: все его действия подчинены строгому расчету. В расход идут люди и нечистая сила, а помощником ему становится Валерий — наемник, бывший десантник и по совместительству боевой колдун. Самое интересное во взаимодействии этих персонажей — применение различных магических техник. Если покровителем Расула является богиня смерти и болезней Ун-Нане, то у Валерия это славянский Чернобог, отвечающий за разрушение и распад. Чтобы активизировать силы богов, нужна человеческая жертва. Поэтому, как и положено по жанру, положительных героев в произведении нет.
Финальная схватка с темным властелином Визирем кровава и беспощадна. Удастся ли герою победить и какую цену придется за это заплатить — вот главная интрига.
Пожалуй, самый динамичный рассказ сборника, который читается на одном дыхании. Действие происходит в канун Нового года, а страшный «подарок», присланный главному герою нечистью, намертво впечатывается в сознание.
Оксана Ветловская «Хрупкое»
Из-за жизненных неурядиц Марина с дочерью Леной возвращается в дом, где живут ее родители и брат Валера. В тесной трехкомнатной квартире постоянно происходят ссоры. Валере сильно досаждает Лена, которая намеренно портит мебель и вещи, а в канун Нового года еще и разбивает несколько советских елочных игрушек, особенно дорогих родителям. Тем самым она пробуждает призраков прошлого: родовое проклятие тянется за семьей со времен блокадного Ленинграда.
Пронзительный и эмоциональный рассказ повествует о преемственности поколений, об обидах прошлого и о прощении, о семейных ценностях. Мистический элемент органично вплетен в повествование.
Младшим членам семьи — Валере и Лене — предстоит избавить род от проклятия. Через записку бабушки автор подробно рассказывает о страшных блокадных временах, когда остаться человеком было очень сложно, а порой и невозможно. Рассказ заставляет задуматься, насколько хрупка не только человеческая жизнь, но и любовь.
Удивительно трогательное произведение, в котором нашлось место не только мистике, но и реальным историческим фактам, очень близким каждому русскоязычному читателю.
«Черный Новый год». Какими будут первые дни Нового года? Понятное дело, что на улицах будет немноголюдно, а темп жизни замедлится многократно. Но что, если Новый год станет началом конца не только прошлого года, но и жизни вообще?
Александр Матюхин «Дрема»
Шестидесятисемилетний Бурцев тяжело заболевает под Новый год. Лежит в бреду под одеялом и вспоминает то детство, то родственников, то впечатления от прошлых новогодних праздников. Бредит, будто к нему нагрянули гости, но не все — желанные. А раз это больной бред, то можно избавиться от лишних гостей кардинальным образом…
Многим знакомо состояние, когда из-за высокой температуры в голове стоит непонятный дурман и видения наплывают одно на другое, хаотично сменяя друг друга. Внутренний мир персонажа рассказа раскрывается через картины прошлого и настоящего, а то и вовсе несуществующие события. Видения, все более кровавые, поддерживают ощущение нереальности, но порождают также эффект присутствия — читатель смотрит на мир глазами больного и сопереживает ему, — а их подоплека становится понятна только после выздоровления Бурцева.
Рассказ внешне довольно психоделичен, но по сути это довольно оригинальный камерный слэшер.
Юрий Погуляй «Тепло родного дома»
В загородный коттедж, в котором несколько лет назад умер сын хозяина, приезжает группа молодых людей, чтобы отметить Новый год. Когда двое из отдыхающих находят паспорт незнакомой девушки, к ним возвращается память: оказывается, они имеют прямое отношение к ее смерти. Всплывают мрачные тайны прошлого, а Новый год превращается в кровавую баню.
В рассказе есть мистическая составляющая, которая интригует, но до конца не раскрывается. Это умышленный авторский ход, не позволяющий отвлечься от испорченности человеческой природы. Если инстинкт заставляет животное убивать другое живое существо, то что же толкает человека на убийство себе подобного? Автор пытается ответить на этот вопрос.
Как известно, приятные эмоции вытесняют из человеческого сознания негативные, но — увы! — не могут вытеснить жестокость. Молодые люди, приехавшие в коттедж, стремятся к теплу родного дома, но получают его из совсем другого источника. Исчезающая амнезия героев страшит даже больше, чем описываемые в рассказе убийства.
Крепкий психологический хоррор, которому, пожалуй, не хватило более глубокого описания внутреннего мира персонажей, особенно в части воздействия таинственного тепла на сознание. Главное чудовище в рассказе — это разум человека, причуды которого не познаны до сих пор.
Владимир Чубуков «По течению обратного года»
В повествовании сплелись сюжетные линии двух молодых людей: слабоумного Дрюни, умеющего принимать послания от мертвого отца, и бывшего военнослужащего Владимира, который поневоле влюбился в дочь колдуна.
Повесть Владимира Чубукова не просто наполнена страшными мистическими событиями, она оставляет неуютное ощущение надвигающегося вселенского кошмара. В основе лежит пророчество вымышленного блаженного Христа ради Прокопия Тенетникова (впрочем, автор намекает, кто был реальным прототипом юродивого) о нисхождении на Землю ужасного Оборотного Года, когда время поменяет свой ход.
В произведении очень много отсылок к современной реальности, поэтому описанные события воспринимаются как достоверные, и чем далее, тем больше они выглядят мрачными, мистическими и жуткими. Авторское воображение поражает: плотность действия и количество персонажей постоянно возрастает, но сюжет не теряет стройности.
Темная, густо пропитанная тревожными предчувствиями, мистикой и по-настоящему страшными событиями история, написанная глубоко эрудированным автором, доставит удовольствие любителям жанра хоррор.
Александр Подольский, Надежда Гамильнот «Без чудес»
Разве может быть Новый год без чудес? Конечно же нет, ведь их ждут и взрослые, и дети. А если вам скажут, что Дед Мороз умер, а вместе с ним и другие чудесные существа?
Разумеется, в это не поверит никто, в том числе главный герой рассказа Влад, который работает оформителем надгробий. Но когда накануне Нового года жутковатая незнакомка заказывает памятник Деду Морозу, это становится началом конца размеренной жизни Влада. Абсурдное, как кажется сперва, развитие событий перерастает в кошмар апокалиптических масштабов.
Мощный оригинальный рассказ, удачно завершающий антологию, после прочтения которой Новый год уже не будет прежним. Впивающиеся в память образы и ощущение надвигающейся тьмы еще долго не оставят вас.
«Черный Новый год» — отличный тематический сборник, в котором каждый читатель найдет чему ужаснуться (в хорошем смысле этого слова). Составители максимально представили весь спектр литературы ужасов, показав Новый год с неожиданных сторон. И наполнив старый праздник новыми смыслами.
Сборник "Догоняй!". СПб.: Астрель-СПб, 2024 г. (сентябрь)
Анатолия Уманского принято считать самым «кровавым» автором русского хоррора. Многие ценят писателя за стиль, легко узнаваемый по множеству «мясных» деталей. Но страшна ли проза сочинителя? Насколько он желает нас испугать? Так ли значимы для него жанры триллера и…хоррора, которого, по сути, в сборнике «Догоняй» нет? И чем проза Анатолия жестока?
Чтобы разобраться в этом, нам нужно четко понять одну вещь. Ужас Уманского – не про испуг. А про социальную трансформацию. Он приходит как внезапный, касающийся всех катаклизм. Столкнувшись с последним, герои сборника вынуждены искать свое место в меняющейся реальности — через тяжелейшую ломку. Конечно, проживая низвержение идеалов и ценностей.
Поэтому героями книги стали отторгнутые обществом мученики, оказавшиеся на задворках социума из-за бедствий. Они пытаются выжить в условиях агрессивной среды: войны, колонизации, голода.
Персонажи большей части рассказов — парии, которые сторонятся людей. Или маргиналы, изгнанные обществом по собственной вине или просто так, из-за жестокости социума. Например, семья «Яко тает дым»: мать и дочь, оказавшиеся в кризисе после того, как умер родственный им мужчина – пьяница и насильник. Мать, желая решить проблемы, ложится под представителя власти — садиста в погонах, а девочку бьют в школе. В результате, обе получают еще больше презрения среди знакомых и сверстников.
Схожая ситуация у страдальцев из «Отблеска тысячи солнц». Обнищавшая семья в послевоенный период ищет пропитания. Мать тоже вынужденно торгует телом, но в более тяжелых, грязных условиях, из-за чего их с сыном клеймит уже целый город.
Более сложная ситуация у ребят из «Кровавых мальчиков». Парней, по юношеской дурости изнасиловавших сестру своего друга, с его же согласия. Лишь протагонист, бывший только свидетелем кошмара, мучится воспоминаниями – пока прошлое не настигает его, требуя моральной платы. Здесь человека не изгоняли, он сам дистанциировался от общества, пытаясь разобраться в сотворенном кошмаре.
Как, например, персонаж «Господина Элефанта» — анархист, который не может смириться с порядком общества и способствует его разрушению. Например, убийством чиновника. Готовя покушение, романтик-революционер рефлексирует над тем, какова значимость того, что он готовит – с такой же мыслью оправдать свое существование, как Саша из «…Мальчиков».
Степень рефлексии героев Уманского во многом зависит от тяжести условий. Саша из «…Мальчиков» и Павел из «…Элефанта» причастны к своему злу, и могут его обдумать. Напротив, семьи «Яко таем дым» и «Отблеска…» втянуты в крутую пучину кошмарного времени и душевной боли. Дабы покончить с обрушившимся на их голову адом, у несчастных ничего не остается, кроме как действовать. И, парадоксально, именно они, особо не анализируя поступки, успешнее всего находят свое место в новой реальности.
Интересно, что чем больше страданий испытывает герой, тем больше он похож на живого человека. Хотя, казалось бы, чем крепче мучения – тем более театрально и надуманно выглядит проблема. Но в историях автора трагизм оживляет действующих лиц.
Контраст между театрализованными и настоящими страданиями наглядно отражен в повести «Отблеск…», где главный персонаж, мальчишка, похож на заведенную куклу, которую буря событий бросает от одного разочарования к другому. Однако ее страдания не трогают читателя. Герой остается в рамках образа куклы, ибо такие мучения для нас – всего лишь этапы взросления парнишки. Напротив, его истощенная страданиями мать выглядит особенно живой, поскольку молча и терпеливо растворяется в личном аду.
Во многом душевные терзания здесь целиком зависит от злой реальности. Персонаж не может изменить обстоятельства, опираясь на себя. Все его поступки реактивны – приходят как ответ на изменяющийся вокруг мир.
Даже когда внутреннее «я» и окружающая реальность конфликтуют, толкая идти против обстоятельств, герои все равно прогибаются – даже в борьбе за место под солнцем. Возможно, причина в том, что они незрелы. Ведь, как было сказано выше, многие протагонисты в рассказах – романтики, внутренне обиженные на мир или просто дети / подростки, не успевшие сформироваться. Как бы там ни было, незрелость – распространенная черта у многих героев писателя.
Он намеренно ставит акцент на борьбе личности с окружающим миром. Это заметно, например, по тому, что драматургия построена на уровнях, которые варьируются в зависимости от масштаба: от личных до цивилизационных.
Рассказ "Америка" в антологии "ССК-2017". М.: АСТ, 2016 г. (ноябрь)
Говоря о масштабных событиях, Уманский зачастую работает с историческими эпохами и другими культурами. Например, в рассказе «Америка» он изображает столкновение русских колонистов с враждебным племенем индейцев. В лесах аборигенов живет тварь, ведущая охоту на людей. Единственный способ ее остановить – отдать в жертву слабых членов враждебного племени. В произведении показана борьба внутренняя (сомнения протагониста при моральной дилемме), межличностная (споры с членами племени) и цивилизационная (столкновение личных интересов с интересами нации).
В подобных рассказах Анатолий опирается на технику панорамы. В основе нее зачастую стоит одно ключевое событие, которое запускает все остальные. В результате срабатывает эффект цепной реакции — принцип домино. Из-за чего взаимосвязь между героями приводят к трагическим последствиям. Такой принцип автор использует далеко не в каждых работах, но, появившись в тексте, эффект домино сильно привлекает наше внимание.
В материалах с панорамой кукольность персонажей видна ярче всего. Последние схожи с марионетками еще и внешностью, потому как их черты (одежда и повадки) соответствуют внутренним качествам. С одной стороны, это эстетика. Подобная органичность делает образы цельными. Но с другой – поведение действующих лиц предсказуемо, ибо каждый функционирует в рамках своего типажа. Как бы воплощают созданную мастером форму.
Сюжеты, где действующие лица выглядят марионетками, связаны с фактором домино через один принцип. Они ломаются. Будучи романтиками в силу возраста, каждый из героев проходит крушение идеалов и представлений о мире. Выдерживает проверку на прочность реальностью. Вполне естественно, их кукольный мир рушится, как постройка из домино, под влиянием более сильных факторов извне, каждый из которых сильнее предыдущего (мальчишки из «…Гран Гиньоля» и «Отблеска тысячи солнц», юноша-максималист из «Господина Элефанта»).
Интересно наблюдать, как именно законы жестокой реальности рушат опоры маленького мирка. Это раскрывается благодаря эффекту той же панорамы, — но уже в описаниях.
Рассказов, где эффект панорамы используется для описания — половина. В большинстве случаев он достигается за счет того, что мы смотрим на события глазами нескольких героев. Разные углы зрения позволяют отметить больше деталей, за счет чего картина получает дополнительный объем. Здесь, как правило, читателю показывается большая локация с множеством подробностей. Уманский чередует фокус нашего зрения между отдельными точками на картине. Объектив камеры словно переключается между персонажами, фокусируясь то на одном, то на другом. Это значительно усиливает визуальную насыщенность текста.
Но иногда множество фокусов зрения пересыщают его деталями. В результате, визуальная составляющая доминирует над содержанием. Причина, как правило, в жанровой атрибутике. В произведениях достаточно насилия и крови, поданных с акцентом на зрелищность – даже на эстетику. Нельзя упрекнуть автора в смаковании болью людей. Но, точно понятно, сколь тщательно он акцентирует визуальную яркость «мясных» сцен.
На осознанность этой техники указывает и большая часть жестоких рассказов, писанных от первого лица. Учитывая немногочисленность историй, где герой излагает напрямую от себя, напрашивается вывод: изображая кровавое насилие, Анатолий намеренно стремится погрузить нас в шкуру мучеников. Также на это указывает и театральность, в которой исполнено много слэшеров сборника. Сюжетов с ней немного, но именно к «мясным» текстам относится большая часть всех зрелищных работ. Так что, кровавость у сочинителя весьма тесно переплетена с визуальными эффектами.
В какой-то степени, театральность для него – метод описать максимально кровавый ужас. Но порой яркий и пестрый визуал создает какофонию, похожую на калейдоскоп. В отдельных материалах образы настолько контрасты, что, кажется, будто истории написаны в стиле бурлеска или гротеска.
Рассказ "Яко тает дым" в антологии "Колдовство".М.: АСТ, 2020 г. (август)
Однако яркая работа с формой не ослабляет смыслового наполнения книги. В ней остается психологизм. Есть, например, рассказы, где образы героев выходят за рамки театральных типажей – более того, планомерно растут над ними от одного произведения к другому.
Рост заметен в архетипе шлюхи – частом госте среди сюжетов Уманского. Видно, как ему интересен характер женщины-проститутки. Периодически второй меняется: от белого и непорочного до черного и вульгарного. Глупая нимфоманка из «Господина Элефанта», схожая с куклой не только внешне, но и поведением, в «Гран Гиньоле» уступает место более сложной ипостаси помешанного на животном сексе демона. Затем мы видим уже более адекватную девушку, которая через тело исследует свою женскую природу («Пенелопа»). А после — зрелую женщину, готовую отдать тело мужчине, лишь бы защитить своего ребенка («Яко тает дым»). Более чист образ психически больной девочки, терпящей насилие со стороны старших парней, даже не желая им зла (в тех самых «Кровавых мальчиках»). И, наконец, апофеоз — японская мать, отдающая себя на поругание американских солдат ради корма детям но, что важно, не теряющая при этом уважения к мужчинам, хотя они зашли в ее дом на правах оккупантов («Отблеск тысячи…»).
Более просто, но особенно наглядно меняется и сам архетип воина. Первое время люди в форме кажутся злом. Но по ходу чтения раскрывается эволюция и такого образа: от жестокого полицейского-садиста («Яко тает дым») до раскаивающегося в насилии вояки («Змей»), а затем – до гуманного офицера, который остается человеком, даже используя право военной силы в доме той самой японской женщины («Отблеск тысячи…»).
В этом смысле особенно интересны рассказы, где личность творит зло под давлением общественного порядка. Ведь, как мы убедились, на героев книги давят социальные условности. Они как бы сжимают удавку на шее, заставляя играть определенную роль. Или выпутываться из тяжелых условий жизни. Например, насилием и убийством. Интересно, что точно нельзя установить, почему человек совершает зло: под гнетом темных сил или из-за нищеты и отчаяния. Уманский не дает четкого ответа. Незавершенность для него — инструмент в создании сложного произведения, где не может быть однозначности, свойственной простым текстам.
Поэтому нельзя считать прозу автора полностью социальной. Она сохраняет связь с мрачными жанрами. Так, в большей части историй под маской тяжелых жизненных обстоятельств к людям приходит Первозданная Тьма. Это древние боги («Пенелопа»), что требуют жертв, и плотоядные чудовища («Америка»), которые желают крови. Порой Тьма откровенно агрессивна. И является как чистое Зло, в виде бестелесных духов (бесов), желающих проникнуть в мир через чужие грехи и пороки («Яко тает дым», «Змей»). Вообще, большая часть рассказов изображает персонажей игрушкой в руках Тьмы.
Но ошибочно также думать, будто сюжеты писателя привязаны сколько-нибудь к жанру. Триллер и хоррор для Анатолия – условны. В сборнике всего один классический ужас. Он содержит в себе другие, не свойственные автору черты – то есть, выделяется, как нетипичный для всей композиции элемент.
Часть повести "Отблеск тысячи солнц" в онлайн-журнале "DARKER". №9'23 (150)
Уманскому важно не испугать, а передать разнообразие ужаса, могущего обрушиться на любого из нас – без причин. Он приходит как внезапный, касающийся всех катаклизм. Например, война, на которую обычный человек не в силах повлиять. И, конечно, целая серия тяжелых, отравляющих жизнь событий, идущих вслед за взрывами и роем выпущенных пуль.
В этой связи неудивительно, что сочинитель работает с историческими эпохами и опирается на технику панорамы. Так мы в деталях видим, как герои проживают низвержение идеалов и ценностей. Выдерживают ломку или гибнут. Благодаря чему в рассказах остается психологизм, который, будем честны, часто невозможен без трагизма. Ведь именно через тяжелейшую ломку личность может найти свое место в реальности.
Так что, кровь и детализация переносимой людьми боли – это, в какой-то степени, объективное отражение места, где мы живем. Даже если кровавость подана излишне театрально, здесь она остается методом в изображении кошмара. Хотя порой кровавый визуал отдельных работ уж очень сильно бросается в глаза.
Однако жанр – понятие искусства. И нам лишь следует понимать, сколь сильно зрелище насилия, поданное как искусство, может размыть моральные границы тех, кто его оценивает. Тогда становится труднее ответить на вопрос, чем мы наслаждаемся: чьей-то болью или красотой....
Продолжаем осенний хоррор-запой. Вообще, пью... читаю то есть, я куда быстрее, чем выкладываю. Но тут очереди придётся подвинуться. Потому как в нашу пивную лавку вваливается сам Господин Элефант! Шестьсот страниц, попробуй не заметь такого! Как говорил Борис-хрен-попадёшь: тяжёлый — значит надёжный. И сегодня у нас тяжёлый (исключительно в плане судьбы его героев) и надёжный (как швейцарские часы) Анатолий Уманский со своим дебютным сборником. Погнали.
Я начну с минусов, чтобы побыстрее заесть эту ложку дёгтя бочкой отменного мёда, собранного чёрными пчёлами на кладбищенской пасеке. Дело в том, что историй, которых я не читал до того, как открыл этот толстый томик, в нём оказалось ровно три. Причём одну из них я не читал лишь чудом, потому что до сих пор не добрался до того ежегодника #ССК.
С другой стороны, может оно и к лучшему, что производительность Уманского такая, какая есть? Без сиюминутных попыток подогреть внимание подписоты сляпаным на коленке рассказом. И получается зрелая проза, одновременно и канонам жанра отвечающая, и просто как литература хорошая.
Открывающий рассказ, с этим улыбчивым воздушным змеем, сеющим вокруг хаос и разрушения, такой насквозь брэдбериевский, что поневоле ожидаешь и дальше чего-то подобного. Но быстро понимаешь, что это лишь дань мастерам прошлого, на которых и вырос Уманский, как писатель, как читатель, и, вероятно, как человек. И дальше голос автора крепнет, звучит увереннее и самостоятельнее. А истории приобретают необходимый градус злобы и жести.
Да, кто-то скажет, что местами градус этот зашкаливает. И да, этот кто-то вероятно будет прав. В своих историях Уманский не щадит ни героев, ни читателя. Не ждите добрых финалов. Автор не забывает подчёркивать, что плохие вещи случаются с хорошими людьми. И тем они страшнее, что заметнее на фоне их хорошести. Когда у плохих всё становится ещё хуже, в этом видится закономерность. Впрочем, и плохим Уманский раздаёт неиллюзорных, кровавых и смертоносных щедрыми горстями.
Отдельно стоит отметить работу с сеттингами. В заповеднике русского хоррора давно в ходу стёб над рязанскими Джонами и Мэри из Оклахомщины, но в последние годы он начал принимать формы какого-то религиозного табу. И как-то забывается, что если автор пишет о других странах умело, со знанием матчасти, то за текстом читатель и не увидит уроженца Екатеринбурга. А Уманский пишет умело. В его рассказах Япония вполне себе Японская, а американский полковник не напоминает капитана Пронина. И даже некоторая стереотипность не идёт в минус, потому как играет скорее не со стереотипами, а с архетипами. Разницу, я думаю, объяснять не нужно.
Поэтому цепляйтесь за хвост воздушного змея и летите, летите, летите. В Грецию. В Японию. На оторванные от мира южные острова. Потому что у страха нет границ. Потому что ни одна ПВО в мире не заметит этот улыбчивый ромб, медленно проплывающий в небесах. И потому что Уманский написал десяток отличных историй, в которые ныряешь с головой, а потом выныриваешь, весь в кровище и требухе, и восхищённо выдыхаешь — блин, а ведь это не только, и не столько про кровищу и требуху! Так что давайте сметём остатки тиража с прилавка, и порадуем дебютанта. Он это заслужил.
PS: А ещё в этой книге одной из лучших авторских предисловий, что я читал. Серьёзно.
За сим всё! Приятного чтения всем, кто ещё читает.
облако тэгов
